Рижский герб (к 800-летию Риги) [продолжение]
/ В.Е.Пастор,
начало статьи
В плане истории сфрагистики этого края интересно отметить, что из трёх "субъектов" равноправия города Риги (епископ, орден, рат) первым стал пользоваться своей отдельной печатью орден меченосцев (в 1221 г.) [59]. Печать епископа Альберта известна с 1224 г., хотя не исключалось, что она могла использоваться также с 1221 г. [60] И наконец, городской совет (рат) обзавёлся печатью, как мы видели, в 1225-1226 гг. Таким образом, первый законный владетель этого края, епископ стал пользоваться своей печатью далеко не сразу после своего "поставления" в сан, а лишь в ответ на появление печати мятежного вассала - ордена меченосцев. До этого времени в наличии особой епископской печати, видимо, не было необходимости, и вместо неё епископу Альберту (I) Буксгевдену достаточно было ставить особый знак в качестве своей подписи, знак, удостоверяющий подлинность документа, вышедшего из епископской канцелярии, как например, на документе 1220 г. (рис.2) [61]. С появлением печатей ситуация изменилась; знаки-подписи стали исчезать из обихода.
Во второй половине XIII века основные политические силы в Риге продолжали использовать свои печати. Первый рижский архиепископ, Альберт (II) Зюрбер прикладывал к документам печать, на которой представлены и епископский посох, и посох-крест (рис.4) [28]. Эта печать достойна того, чтобы остановиться на ней подробнее. В изображении на лицевой стороне стоящий иерарх держит правой рукой кувшин, из которого выливается вода (символ крещения?); с этой же стороны церковный служащий, под которым написано (в сокращении): "Пруссия" подаёт иерарху "пастораль" (епископский посох) таким образом, что незамкнутое кольцо навершия обращено к его плечу. В левой руке архиепископ держит евангелие, с этой же стороны церковный служитель, под которым написано (в сокращении): "Ливония" подаёт ему крест точно такой же формы, как представленный на рижской печати, причём в сравнении с размером подающего это - процессионный крест, а в сравнении с фигурой архиепископа это - посох-крест. В нижней части лицевой стороны над группой людей, под которыми написано: "Эстония", изображена кисть правой руки, благословляющей эстонцев. (Не взирая на присутствие на печати этого сюжета, носящего явно претенциозный характер, епископ ревельский традиционно подчинялся архиепископу лундскому, а не рижскому). На оборотной стороне архиепископ в левой руке держит посох-крест, а правой благословляет верующих, с этой же стороны рука служителя держит епископский посох. Около головы иерарха изображены месяц и звезда. Эта печать является редким (а может быть, и единственным в архиепископской практике) примером, в котором использованы все возможные епископские символы (в количестве пяти штук!) и один (месяц со звездой), более характерный для светских правителей. Вместе с тем, иерархи и до, и после Альберта II считали достаточным представить на печатях только два из них [62]. Создаётся впечатление, что А.Зюрбер намеренно использовал весь арсенал возможной символики, чтобы убедить рижан (и ливонцев вообще) в правомерности занимаемого им положения.
Это предположение не лишено основания, если вспомнить, что рижская епархия не хотела его принимать и согласилась с его кандидатурой только после смерти избранного ею епископа Николая [27]. Но откуда появился посох-крест? На печатях немецких епископов и архиепископов он практически не встречается [63]. Французские геральдисты, задававшие тон в эмблематике, в качестве символа епископской власти также воспринимали только посох с изогнутым навершием [64]. Как уже говорилось, посох-крест был, в принципе, известен по печатям, использовавшимся в Палестине, но до сих пор не встречался в Ливонии Вполне вероятно, что включение в состав архиепископской печати посоха-креста, который легко ассоциировался с процессионным крестом на рижской печати, было осуществлено в расчёте на благоприятное отношение со стороны рижан, в надежде на их поддержку. Не исключено, что этот процессионный крест именно как один из символов, представленных на первой бюргерской печати, превратился затем в посох-крест и вытеснил в дальнейшем на архиепископских печатях традиционный епископский посох (с изогнутым навершием), а впоследствии наряду с последним вошёл в эмблему рижского архиепископства. Это предположение представляется тем более вероятным, что в непрерывной борьбе с Ливонским орденом архиепископ должен был опираться на силы бюргеров и в определённой степени "заигрывать" с ними.
окончательно посох-крест "утвердился" на архиепископской печати значительно позже. Первые два преемника Альберта Зюрбера - Иоганн I и Иоганн II, посчитав, видимо, нагромождение епископских символов на печати своего предшественника излишним (или - введение посоха-креста слишком революционным шагом), выбрали традиционный сюжет: сидящий иерарх держит в левой руке епископский посох, а правой благословляет верующих [65]. И только в самом конце XIII столетия (когда, кстати, противостояние города и Ордена обострилось) Иоганн III "вложил" в левую руку сидящего иерарха посох-крест вместо епископского посоха [66]. На оборотной стороне печати 1305 г. следующего архиепископа такой посох-крест держит уже сама Дева Мария (там же #10), что говорит о важности этого символа в глазах духовенства Ливонии. Ведь земли этого региона считались вдовьей частью её наследства. И тот факт, что процессионный крест, представленный ранее на первой рижской печати, держала в руках сама Дева Мария, - должно было неизмеримо возвышать честь и самостоятельность города в глазах бюргеров.
В 1237 г. Немецкий орден поглотил меченосцев, растерявших силы как в борьбе с епископом и местными племенами, так и во внутренних раздорах. Бюргеры и духовенство быстро почувствовали смену власти - тевтонцы были не в пример организованнее, дисциплинированнее и, как следствие этого, сильнее меченосцев. И если борьба рыцарей ордена с архиепископом шла с переменным успехом (но, как правило, в результате в пользу ордена), то горожанам практически нечего было противопоставить тевтонцам, кроме разве что союза с врагами рыцарей - литовцами.
Пределы самостоятельности городского совета сужались, и это, вероятно, отразилось на количестве документов, скреплённых его печатью. В литературе приводятся три таких документа или упоминания об использовании печати в 20-30х годах XIII века - 1225, 1226 и 1232 гг. Что касается времени второй половины этого столетия, историки приводят только два таких упоминания, относящихся к 1262 и 1298 гг. Вероятно, не все документы дошли до нашего времени, но частота использования печати говорит сама за себя. О значительном снижении влияния города (точнее, городского совета) на дела ливонского региона говорит, в частности, такой факт. Когда после подавления очередного восстания местных племён на острове Эзель (современный Сааремаа) Немецкий орден и рижский епископ разделили этот остров между собой (в 1254 г.), город Рига (в лице рата) попытался предъявить свои законные права на часть территории (как это было предусмотрено грамотой 1226 г.), но требование городского совета не было услышано ни епископом, ни Орденом. В это же время на сцене появляется печать нового должностного лица - орденского комтура (или коменданта) Риги, что также свидетельствует о снижении роли рата и о возрастании значения Ордена в городе. Эта печать, относящаяся к 1271 г., представляет сцену Благовещения (рис.5а). На сменившей её в середине XIV века (1348 г.) печати стоит Дева Мария с Младенцем (рис.5б) [67].
С городом Ригой связан также и первый в этом регионе флаг. О самом первом флаге, который должны были использовать в походах рижские купцы, сохранилась лишь информация о его существовании, относящаяся к 1232 г.; ни цвет ни форма его не известны [68]. По Гамбургско-рижскому Праву (точнее, по Гамбургским статутам, определённым для Риги в связи с подготовкой к вступлению её в Ганзейский союз) от 1270 г. корабельный флаг рижских судов должен был иметь белый крест ("wit cruce an deme vloghele"), но сведения о цвете и форме флага (как, кстати, и о форме креста) в этой статье, относящейся к разделу "Судовое (корабельное) право", отсутствуют69. В переработанном рижском Уставе, относящемся к концу XIII - началу XIV в (как полагал К.Меттиг, не позднее первого десятилетия [70]), в аналогичном разделе уже имеется уточнение: "белый крест на чёрном флаге" ("wit cruce an eme swarten vloghele"), но данные о форме креста и флага по-прежнему не приводятся [71].
Предполагая, что за 30-40 лет флаг вряд ли мог значительно измениться, историки сделали вывод, что рижский корабельный флаг, по крайней мере, с 1270 г. представлял чёрное полотнище с белым крестом [72]. На основании этого предположения к выставке по мореплаванию, проходившей в Риге в 1901 г., был изготовлен флаг, который, по замыслу организаторов этого мероприятия, должен был соответствовать описанному выше флагу (рис.6) [73]. Приводя этот рисунок К.Меттиг называл его копией действительно существовавшего морского флага Риги, соглашаясь, в частности, с тем, что концы прямого креста доходили до краёв полотнища. Трудно согласиться с такой "реконструкцией": во-первых, прямоугольная форма флага установилась значительно позднее, а в XII-XIV вв. знамёна или флаги имели другой вид; во-вторых, прямой ("балочный") крест, концы которого касались границ щита, был характерен именно для эмблемы тевтонских рыцарей, только цвета были противоположными: чёрный крест на белом поле. Видимо, эта известная, но более поздняя форма креста и повлияла на авторов "реконструкции"; однако, в XIII столетии чаще встречался (во всяком случае, судя по памятникам) "нитевидный" крест, т.е. образованный тонкими линиями. Но главное сомнение в правильности "реконструкции" заключается не в этом. Мог ли город, претендующий на независимость (и имеющий свою печать), а главное, постоянно конфликтующий с Орденом, поместить на своём флаге (являющемся в определённой степени так же символом самостоятельности) крест, который ассоциировался бы с символом тевтонских рыцарей?
Уместно вспомнить, что ещё Вильгельм Моденский признал право Ордена на осуществление торговых операций (с тем, чтобы у рыцарей были деньги на ведение военных действий). Правда, тогда речь шла о меченосцах, но тевтонцы считали себя в праве наследовать все их привилегии. Конкуренция в торговле только усиливала вражду между бюргерами и тевтонцами. Логичнее предположить, что это был процессионный (а может быть, просто латинский) крест, аналогичный представленному на рижской печати. Вспомним, что значительно позднее изображение на флаге воспроизводило изображение, присутствовавшее на печати или на гербе, но без щита. Конечно, сложно заниматься точным воспроизведением этого рижского флага, поскольку известий о нём сохранилось недостаточно, но вид флагов, бытовавших в это время (по рукописи конца XII в.), привести целесообразно (рис.7) [74]. Вряд ли рижский флаг по форме полотнища и расположению креста значительно отличался от приведённого изображения; главным отличием оставалась цветовая композиция: белый крест на чёрном фоне. Имеется сообщение о том, что один из флагов, изготовленных к упоминавшейся выставке 1901 г. и хранящийся в музее истории Риги и мореходства имеет форму треугольника [75], но изображения его в литературе я, к сожалению, не нашёл (в том числе, и у К.Меттига). Как долго использовался такой флаг, документы, похоже, не говорят, но, вероятно, он сошёл со сцены вместе с первой рижской печатью (во всяком случае, "Переработанные рижские уставы" являются последним документом, упоминающим о нём) [76]. В заключение следует подчеркнуть, что сохранившиеся источники недвусмысленно называют этот флаг корабельным. Об использовании городского флага они не сообщают.
XIV век внёс существенные изменения в сфрагистику ливонского региона, это коснулось как городской, так и архиепископской печатей. В 1349 г. появляется второй тип печати городского совета, изображению на которой менее, чем через 200 лет суждено было превратиться в герб города, и в это же время (1350 г.) печать рижского архиепископа впервые включает в себя композицию, ставшую впоследствии эмблемой этой епархии. Появляется в этом столетии и малая городская печать. Этому предшествовали следующие события.
В борьбе между рижским архиепископством и Тевтонским орденом за лидерство в регионе рыцари постепенно одерживали победу. Архиепископы постоянно жаловались на них папе; последние, в свою очередь, часто отлучали Орден от церкви, но это не смущало "духовных рыцарей", как не обескураживали их и временные военные неудачи. Вероятно, сознавая полную беспомощность в борьбе с рыцарями и находя своё пребывание в епархии небезопасным архиепископы практически покинули Ливонию: с начала XIV века они постоянно жили в Авиньоне, в котором с 1309 по 1377 г. находилась резиденция римских пап; здесь иерархам удобнее было жаловаться на Орден.
Ригу архиепископы посещали крайне редко, а руководство епархией осуществляли через соборный капитул, который получал от них указания самого общего характера. Но рижанам бежать было некуда, поэтому им пришлось вступить в неравную борьбу с тевтонскими рыцарями. Главная причина этого противостояния заключалась в том, что постоянные войны, являвшиеся единственными целью и средством существования Ордена, крайне затрудняли (а то и вовсе прекращали) выгодную торговлю с русскими и литовцами. В результате долговременных контактов с ними немецкие купцы настолько доверяли своим партнёрам-"нехристям", что не боялись давать в долг.
Нельзя забывать и о торговой конкуренции, которая существовала между бюргерами и тевтонцами. Горожане, естественно, опасались потерять значительные доходы в случае подчинения Ордену. В борьбе с рыцарями бюргеры объединялись с епархией: с одной стороны, у них был общий враг, а, с другой, - архиепископ практически отсутствовал, что позволяло без опасений использовать его в качестве "знамени". Но реальные надежды в плане военной помощи рижане возлагали на литовцев. Вместе с тем, именно южные соседи Ливонии были в то время главной внешней опасностью для Ордена. Объединённые под властью Гедимина литовцы, если и не могли взять укреплённый город, то ничто не мешало им проникать далеко вглубь орденских территорий и разорять сельские местности. Понятно, что тевтонские рыцари не могли мириться с союзническими обязательствами рижан и литовцев (даже если они носили только коммерческий характер). До 20-х годов XIV века наказать непокорных горожан Ордену мешали внутренние кризисы - отречения магистров и борьба между прусской и ливонской ветвями.
Со временем ливонские рыцари почувствовали себя окрепшими: они не были ещё в состоянии бороться с литовскими набегами, но с "пятой колонной" решили покончить и в конце 1329 г. осадили Ригу. Ожесточённых боевых столкновений не было, но шестимесячная осада сделала своё дело (тем более, что Дюнамюнде - крепость-монастырь в устье Даугавы был к тому времени в руках Ордена), и в марте следующего года город сдался и был вынужден принести присягу на верность магистру. В соответствии с этой присягой город обязывался подчиняться власти Ордена, в том числе, помогать ему в войнах, за исключением войн с архиепископом.
Магистр Эбергард ф.Мунгайм (вариант: Монхейм) торжественно въехал в поверженный город через специально сделанный для этого пролом в стене. По реалиям средневекового времени победитель мог войти в захваченную крепость только через пролом, сделанный во время штурма, но поскольку в данном случае интенсивных военных действий не было, а создать видимость военного захвата города было необходимо, - пришлось этот пролом делать искусственно. Через два года (в 1332 г.) император Священной Римской империи Людовик Баварский утвердил права Ордена в отношении Риги. Архиепископ, естественно, протестовал против договора 1330 г. о подчинении города ливонскому магистру, но влияние иерарха в этом регионе значительно уменьшилось. На приведённой ситуации с подчинением Риги Тевтонскому ордену пришлось останавливаться так подробно потому, что она определённым образом связана с появлением следующей городской печати.
Так называемая вторая рижская печать впервые была приложена к документу от 29 сентября 1349 г. В источниках, относящихся к 1347 г., имеется упоминание о "новой печати этого года" ("hok anno ac novo sigillo") [77], но конкретное описание её отсутствует. Тем не менее, основываясь на близости дат (1347 и 1349 гг.) и определении "новая", исследователи, не сомневаясь, считали, что речь идёт о печати, приложенной позднее к документу 1349 г.78 Изображение на второй рижской печати также представляет городскую крепостную стену с двумя башнями и воротами (но всё - с более тщательной прорисовкой); основные отличия заключаются в появлении головы льва (иногда положенной на передние лапы) в крепостных воротах, снабжённых приподнятой решёткой, и в расположении ключей в виде андреевского креста (рис.8а) [79]. В качестве второстепенного отличия можно указать на появление крыши над воротами. Надпись вокруг изображения гласит: "Sigillum civitatis Rigensis", т.е. "Рижская городская печать". Попытка объяснить происхождение новых деталей этого изображения (и соответственно, их толкование) вызвала в среде исследователей не менее горячую дискуссию, чем первая городская печать. Г. Арндт (едва ли не первый историк, посвятивший городским печатям специальный раздел в своём труде) считал, что после того, как "город присягнул на верность ордену, башни и стены остались, однако зубцы [на стенах] отсутствовали" [17]. Действительно, "лишение" зубцов крепостной стены на городской печати могло явиться символом подчинения города очередному завоевателю. Однако, как можно видеть и на приведённой прорисовке печати (рис.8а), и на её фотографических воспроизведениях зубцы на стене видны довольно отчётливо. Видимо, этот историк ориентировался на известное в то время (т.е. в середине XVIII века) изображение оттиска печати, на котором зубцы на стене были плохо различимы. Не исключено, что этот же экземпляр оттиска имел в виду и Ф.Гадебуш, представивший в 1785 г. по распоряжению рижского магистрата материал по истории герба города Риги; в нём также увязывается факт подчинения города Ордену с якобы отсутствием зубцов на крепостной стене печати80.
Подобный вариант изображения приводил и И.Бротце в первом томе своего труда Sylloge diplomatum Livoniam illustrantium (на с.52) [52]. Поэтому представляется более правильным предположить, что в это время, т.е. в конце первой половины XVIII и в начале XIX века в распоряжении исследователей находился именно такой "дефектный" вариант изображения печати (рис.8б) [81]. (Вспомним, что в середине XVIII столетия историки располагали печатью первого типа, которая была приложена к документу только 1232 г., и лишь позднее она была датирована 1226 и 1225 гг.)
Как видно из сопоставления рис.8а и 8б, отличия заключаются не только в отсутствии зубцов (на крепостной стене и на башнях), но и в форме креста (на рис. 8б он - прямой, т.е. без расширений на концах), и в различной прорисовке ключей и верхней части башен. Однако в дальнейшем упоминания об этом изображении найти в литературе практически не возможно, хотя и "опровержения" такой трактовки печати 1349 г. мне встретить не удалось. Создаётся впечатление, что последующие историки (т.е. XIX - XX столетий) молчаливо признали ошибку своих предшественников и более о ней не упоминали [82].
Полемика среди исследователей конца XIX-начала XX вв. сводилась, в конечном счёте, к выяснению степени влиянии Ордена на появление некоторых деталей этой печати. Так, К.Меттиг считал, что новое изображение печати возникло по инициативе орденского руководства, а лежащий под приподнятой решёткой лев должен был изображать мужество горожан, выразившееся (как мы помним) в сопротивлении орденским войскам во время осады, завершившейся взятием города. Историк выражал уверенное предположение, что "магистр ордена велел внести в герб символ, почитающий горожан [т.е. льва - В.П.] с тем, что бы расположить их в свою пользу" [83]. Однако, среди условий и последствий договора от 30 марта 1330 г., включающих такие детали, как предоставление Ордену рыбной десятины или введение рыцаря в состав городского совета, - нет предписания об изменении городской печати. И хотя за прошедшие со времени покорения города 17-19 лет сменился уже второй магистр (после Эбергарда ф. Мунгайма), трудно представить себе, чтобы он восхищался мужеством горожан - тех самых, которых его предшественник был готов уморить голодом и заморозить во время осады. Да и "заигрывать" с горожанами у него не было необходимости, т.к. город целиком находился во власти Ордена. И наконец, если бы печать появилась по распоряжению магистра, то в её изображение наверняка был бы введён тевтонский крест - прямой, "балочный" (как это можно видеть на печатях ряда прусских городов), а не "лапчатый", как на рис.8а (но о типе креста речь ещё впереди). Скорее всего, новая печать возникла по инициативе рата; именно сами себя видели бюргеры в образе льва, охраняющего городские ворота. Следует отдать должное образности их мышления: лев в воротах - легко понимаемый символ неприступности города, и в то же время - символ далеко не избитый: такая композиция встречается на городских печатях крайне редко (в отличие от воина в воротах или опущенной решётки).
На первый взгляд, возникает недоумение - ведь такому символу уместнее было появиться лет 20-50 назад. Именно с конца XIII века до 1330 г. город обладал наибольшей независимостью и решительностью в борьбе с Орденом, чего нельзя сказать о времени появления новой печати [84]. Но, видимо, противоречия тут нет: в течение даже непродолжительного владычества Ордена город стал другим; точнее, другим стал городской совет, который уже не противопоставлял себя Ордену. И дело не только в том, что в состав рата теперь входил представитель рыцарей ("домашний командор", "Hauskomtur"), и даже не в том, что торговля осталась целиком в руках бюргеров (как война - в руках рыцарей); главное - немецкие колонисты (и бюргеры, и рыцари) вновь ощутили себя сплочёнными в борьбе против врагов региона. Таким образом, если голова льва в воротах и явилась "ярким выражением вновь укрепившегося самосознания города" [57], то города уже не мятежного, бросавшего вызов грозному Ордену, а города, ставшего административным центром Ливонского ордена.
Много копий было сломано в дискуссиях по поводу типа креста, располагавшегося между сложенными накрест ключами. Большинство исследователей называло его "орденским" опять-таки вследствие подчинения города рыцарям в 1330 г. [85] Но находились и возражавшие против такого определения, которые считали "добровольное принятие городом креста ордена в герб Риги ... в высшей степени невероятным" [86], т.к. для горожан это было связано с воспоминанием "о наибольшем унижении, на которое должен был пойти город" [57]. Справедливо указывая на то, что тевтонский крест имел другую, характерную форму, эти историки предлагали видеть в кресте на печати крест меченосцев, или посох-крест пилигримов, точнее, верхнюю его часть (при этом они утверждали, что тип креста не изменился по сравнению с первой печатью); отсутствие удлинённого шеста в последнем случае объяснялось "только косым расположением ключей, что не оставило места для древка креста" (там же). Формальным подтверждением этого объяснения можно считать то, что на ряде монет XVI века сохранилось клинообразное заострение в нижней части креста. Однако на печатях XIV-XV веков такое изображение не встречается.
Характерно, что хотя тип креста над ключами не изменился (по сравнению с первой печатью) никто из исследователей уже не пытался рассматривать его как символ епископской власти, которой, по существу, не было. Этому кресту, как мы видели, давали самые различные (порой, исключающие друг друга) определения; однако истина, вероятно, заключается в двух моментах, на которых мы уже останавливались. Во-первых, крест на второй рижской печати символизировал христианскую веру горожан в целом (как и на первой печати), а не тевтонский орден (тип креста которого, действительно, был другим), или архиепископа (уже почти полвека жившего в Авиньоне), или, тем более, меченосцев (давно канувших в Лету); именно христианскую веру, которую исповедовали все жители этого края. В подтверждение этому можно привести и наблюдение о том, что тип креста в рижском гербе (печати) нередко менялся, принимал различные формы, поскольку "во времена живой геральдики форма креста не подчинялась застывшему схематизму, как произошло это во времена мёртвой геральдики" [87]. Замечание справедливое, и мы уже об этом говорили [34]. Во-вторых, следует ещё раз повторить, что противоречий между ратом и Орденом к тому времени уже не было; они выступали единым фронтом под общим христианским символом - крестом.
Видимо, поглощённые дискуссией о типе этого креста и о причинах появления львиной головы в воротах исследователи практически никак не прокомментировали новое положение ключей в рижской печати (сложен-ных теперь в андреевский крест), называя это изменение просто стилистическим [86], или обусловленным "добавлением островерхой крыши над воротами" [57] (т.е. имелось в виду, что при такой форме крыши два вертикально расположенных ключа на поле печати просто не поместились бы, поэтому их пришлось уложить накрест). Вместе с тем, изображению на печати в средние века придавалось достаточно серьёзное значение, чтобы форма крыши могла повлиять на символику, неразрывно связанную с идеологией общества. Апостола Петра (точнее, городскую церковь, посвящённую ему) могли символизировать или два ключа, расположенные вертикально (как на первой рижской печати), или один ключ (как в гербе города Кэпеник) [15]. Но ключи, уложенные в форме андреевского креста, издавна воспринимались как эмблема "святейшего престола".
Собственно, ключи, символизирующие римского первосвященника, и есть ключи святого Петра, т.е. ключи от "небесных врат", вручённые апостолу Иисусом Христом и переданные в дальнейшем римским епископам (будущим папам). Но иконографически они различаются: ключи, как символ папской власти, изображаются перекрещенными в виде креста св. Андрея; один или два (но не перекрещивающихся) ключа символизируют апостола Петра. В папском гербе, появившемся позднее, один из ключей (золотой) символизирует власть Христа над царствием небесным; другой (серебряный) представляет власть папы над верующими на земле. Кольца этих ключей обращены вниз, т.к. они находятся в руках наместника Христа на земле (т.е. папы), и соединены верёвкой в знак единения власти Христа на небе и папы на земле. Такое изображение (естественно, без цвета) представлено на одной из сторон печати папской курии в Авиньоне (на другой стороне - папская тиара) [88]. Два перекрещенных ключа (но без верёвки, связывающей их) входили и в состав печати комитата (графства) Венессeн - области (центром которой был Авиньон) принадлежавшей папе римскому [89].
окончание статьи
примечания
Оставьте свой комментарий и поделитесь с ним с друзьями во ВКонтакте.
Рижский герб (к 800-летию Риги) [продолжение] Обсуждение – комментарии, дополнения, новости
Еще никто не написал никаких коментариев. Вы можете стать инициатором обсуждения!
Источники: Журнал Гербоведъ #60, стр.4-47
По всем вопросам, связанным с проектом Геральдика.ру, пишите, пожалуйста, на адрес support@geraldika.ru или можно оставить комментарий прямо на самой странице. |